Ревность волхвов - Страница 13

Мы с Лесей остались на верхотуре одни.

Девушка продолжила с милой улыбкой:

— Я готова с тобой покататься по равнине, если только ты будешь прокладывать маршрут. У меня с детства топографический кретинизм.

— Могу и лыжню тебе прокладывать, — подхватил я.

— Ну, с лыжней, я думаю, проблем не будет. Финны нам уже все нарезали.

— Встретимся внизу?

— О’кей.

Леся улыбнулась и отправилась к гондоле. Воодушевленный — все-таки мы договорились о свидании, — я нацепил сноуборд и бросился вниз.

Черная трасса пока тяжеловата для меня — особенно для первого катания. Однако я не мог позволить себе позорного падения на глазах у компании — и тем более у Леси, которая наверняка следила за мной в окошко гондолы. Я ехал не быстро и совсем не рисково, но все равно в конце чуть не навернулся, однако на ногах, слава богу, устоял.

Когда я встретил внизу у гондолы Лесю, предложил:

— Может, по чашке чая? А то я слегка задрог там, наверху. В честь нашего союза я угощаю.

— О’кей, — серьезно кивнула Леся, — только я бы предпочла глинтвейн. И за свой счет.

В баре с огромными окнами, выходящими на гору, оказалось полно народу. В тяжелых ботинках, модных комбинезонах, поодиночке и компаниями, отдыхающие пили пиво и текилу, посматривали друг на друга и за окно на катающихся. Казалось, что именно в этом заключалась главная цель их пребывания на горном курорте: сидеть, выпивать и круто выглядеть. Мы с Лесей с трудом отыскали далеко не лучшее место — на диванчике, с которого не было видно горы. Зато высокая спинка сиденья напрочь ограждала нас от прочих посетителей.

Отстояв очередь у стойки, я взял два глинтвейна. Едва я плюхнулся на диван и мы с Лесей чокнулись горячими стаканами, как в бар вплыл Вадим Сухаров. Лицо у него было недовольным. Возможно, ему не понравилось, что большая часть компании, включая его собственную жену и других женщин, не последовала за ним по черной трассе, а куда-то исчезла. «Большой босс» потолкался у стойки и заказал пиво. Нас с Лесей он в упор не видел.

Тут как раз освободился столик, сиденье которого упиралось в наше «спиной к спине». Вадим немедленно плюхнулся за него. Нас он по-прежнему не засек — благодаря высоким спинкам. Однако слышать наш разговор он мог, поэтому я нагнулся к Лесе и прошептал одними губами: «Вадим бесится, что ему стало некем командовать». И, хотя девушка знакома была с Сухаровым даже меньше, чем я, она понимающе кивнула.

Вдруг из-за столика, где сидел Вадим, пророкотал бас:

— Что это ты тут, сученыш, делаешь?!

Голос определенно принадлежал Сухарову, и в нем прозвучала смесь удивления, ненависти и презрения.

Мы с Лесей невольно оглянулись. Вадим приподнялся из-за столика — однако, поскольку находился к нам спиной, по-прежнему не видел нас. Его негодующая реплика адресовалась небольшому носатому человечку, проходившему мимо. Он выделялся среди присутствующих своим не горнолыжным, а обычным одеянием с легким намеком на спортивность: пуховик, джинсы, высокие замшевые ботинки на шнуровке.

Носатый обернулся к Вадиму. Мы с Лесей, чтоб не быть замеченными, плюхнулись обратно на свой диванчик.

— Что я здесь делаю? — саркастически промолвил носатый. — То же, что и ты, Вадик, то же, что и ты. Отдыхаю от трудов праведных.

— Знаю я твои труды, фуй моржовый! — пробасил наш руководитель. — Странно, что ты до сих пор на нарах не отдыхаешь.

Собеседник хихикнул:

— А вот никак! Никак им, Вадичек, не удается. Ни российским ментам, ни европейским. Живу, честно тебе доложу, как сыр в масле.

— Еще бы, с таким-то бизнесом! — презрительно проговорил Вадим.

— Да-а, — продолжил свое собеседник, — домичек у меня трехэтажный в южных краях, яхта опять же, о «Ламборгини» вообще умолчу…

— Зачем сюда пожаловал? — мрачно вопросил москвич.

— Я ж тебе говорю: отдыхать, мой друг, отдыхать, — хихикнул носатый. — Соскучился я, видишь ли, в своих теплых странах по белому снегу да по елкам обмороженным…

— Учти, Панайот, — грозно проговорил Вадим, — увижу, что ты опять вокруг моей жены вьешься, — шею тебе сверну.

— Ой, и Настенька здесь? Приветик ей большой передавай.

— Я не шучу!

— Да успокойся ты, Вадик, — снисходительно молвил собеседник, — теперь я так мелко не плаваю…

— А, в глубину пошел? Гляди, Панайот, как бы тебя акулы не сожрали.

Человечек хихикнул:

— Себя имеешь в виду, Вадичек?

— Да хотя бы и себя. Вырву тебе жабры собственными руками.

Носатый хихикнул:

— Ой, Вадик, ручки-то у тебя коротки, — и отошел.

На нас с Лесей он не обратил ровным счетом никакого внимания. Вадим тоже — мы оставались скрыты от него высокой спинкой. Я слышал его шумное дыхание, слышал, как он в несколько глотков опрокидывает в себя стакан с пивом. Затем молодой человек встал и, по-прежнему не замечая нас, зашагал к выходу из бара, тяжело волоча ноги в горнолыжных башмаках.

И тут произошло неожиданное. Моя спутница вдруг вскочила со своего места и последовала за Сухаровым.

— Ты куда?! – невольно вырвалось у меня.

В ответ Леся лишь приложила палец к губам и исчезла за дверью бара. Ее глинтвейн остался остывать на столе. Я пожал плечами и принялся цедить свою порцию горячего напитка.

…Вернулась девушка минут через десять, довольная и слегка загадочная. Залпом допила свою порцию «глювайна», хихикнула и проговорила:

— Не обижайся, Ванечка. Ты же знаешь, женщины любопытны, как кошки.

Я в упор посмотрел на нее:

— А ты любопытна не только как кошка, но и как частный детектив.