Итак, наверху, на каменно-снежном барьере, она обнаружила следы. Злоумышленник, видимо, поджидал какое-то время. Затем внизу остановились Вадим и Женя Горелова. Он, возможно, подслушивал, о чем они говорили. И, наконец, обрушил на парочку валун.
Лесе удалось сфотографировать отпечаток ноги преступника.
— Размер обуви сорок третий — сорок пятый, — сообщила она мне важно.
— Значит, злодей мужчина, — сделал вывод я.
— Или женщина, — возразила юная следовательша.
— Где ты видела женщину с сорок пятым размером ноги?
— Да, ножка великовата, — хихикнула она и возразила серьезно: — Но почему бы ей не надеть мужской ботинок?
Пока наши действия напоминали мне не настоящее следствие, а род игры в детективов. Я участвовал в этом, честно говоря, только ради того, чтобы, под видом посильной помощи Олесе, быть поближе к ней. А вот зачем ей понадобилось изображать из себя сыщицу? Действовала сила инерции, и даже на отдыхе девушка не могла остановиться? Или она выбрала такой способ самоутверждения? Я вот ведь тоже, даже на отдыхе, все пишу и пишу свой дневник…
Я занес в ноутбук реплику, которую самодеятельная сыщица выдала, когда мы уже снимали сноуборды у подножия горы:
— И все-таки я не понимаю, что произошло. В голове не укладывается.
— Что именно никак не уложится в твоей прекрасной головке? — спросил я, помогая Лесе встать. И товарищеская помощь (подал руку, поддержал), и комплиментики обычно действуют даже на самую равнодушную женщину. Дай только срок — и она привыкнет к твоим знакам внимания, как к наркотику, и уже не сможет без них обходиться (даже порой не отдавая себе отчета: с чего ее ломает? А ломать ее будет оттого, что рядом нет тебя и твоей ненавязчивой заботы).
Олеся принимала мою помощь и комплименты как должное.
— На курорте почти сто километров разнообразных трасс, — озабоченно проговорила она, отряхая попу от снега. — Откуда преступник знал, что Горелова и Вадим остановятся именно в том месте?
Я важно кивнул:
— Вероятность случайного совпадения, скажу тебе, как человек с высшим техническим образованием, примерно одна к ста тысячам. То есть пренебрежимо мала.
— Значит, можно сделать вывод, — молвила Леся, взваливая на плечо свою снежную доску, — что злоумышленник следил за ними.
— Обычно за своими женами следят ревнивые мужья, — бросил я, словно невзначай.
— Намекаешь на Петра Горелова?
— Нет, просто сообщаю.
— А ревнивые жены следят за мужьями.
— Намекаешь на Настю Сухарову.
— Просто сообщаю, — засмеялась Леся.
Мы с ней хорошо понимали друг друга.
— Но наверху ты увидела мужской след, — возразил я.
— Или след женщины, надевшей мужской ботинок, — не сдавалась сыщица-любитель.
— Значит, ты подозреваешь Настю?
— Да, Настю. Или, может быть, ты прав, — Петра.
— Скорее, все-таки замешан Петр, — заметил я. — Ты ведь еще не знаешь, на что способны оскорбленные мужья! А если он вдруг увидел, как они там, внизу, целуются? Признаются в любви друг другу?
— И одною пулей он убил обоих… — с улыбкой пропела Леся и с серьезной важностью добавила: — Да, практика показывает, что ревность — достаточно распространенный мотив для бытовых преступлений.
Дальнейшее наше возвращение к дому проходило в молчании, и только когда коттедж уже показался за деревьями, Олеся вдруг сказала:
— А может, преступник просто знал, что они тормознут именно в том месте. И ждал их… А из этого следует — что?..
— Что? — как попугай повторил я. Мои мысли витали совсем не вокруг покушения. Я думал в тот момент о том, как мне все-таки взломать оборону Леси, по-прежнему равнодушной ко мне как к мужчине.
— Из этого следует, — вдохновенно проговорила она, — что злоумышленник был в сговоре с кем-то из тех, кто стал жертвой: с Вадимом или с Гореловой.
Я возразил:
— Ну да, они сговорились. Жертва сказала преступнику: я буду ждать внизу, а ты, пожалуйста, сбрось мне сверху на тыковку камень.
Леся усмехнулась:
— А если они договаривались не об этом? И преступник нарушил условия договора?
— Для того чтобы делать выводы, пока что мало данных…
— Да, мало… — согласилась девушка, а тут мы и подошли к моему коттеджу, и голый, распаренный Сашка выскочил из бани и с нечеловеческими криками рухнул в снег…
…Мне никогда не спится после галдежа, кутежа и выпивки. И вот я достал ноутбук и решил записать, чем закончилась новогодняя ночь. Может, я законченный графоман, раз спать не могу, пока не напишу чего-нибудь… Даже в новогоднюю ночь… Что ж — пусть. Ведь это никому не мешает.
Итак, если подходить формально, здесь мне следовало поставить новое число: 01 января, однако фактически для меня все еще продолжается старый день, получившийся приятно длинным. Поэтому я лишь сделаю пометку: «НАСТУПИЛ НОВЫЙ ГОД» — и конспективно (потому что спать все ж таки хочется) изложу, что случилось вчера после того, как я, вернувшись с Лесей с горы, внес в свой лэп-топ события первой половины дня…
…Часы показывали шесть вечера. Я вышел в гостиную, соединенную с кухней. Девушки стряпали. По тому, как они немедленно смолкли при моем появлении, я понял, что обсуждали кого-то из отсутствующих. Возможно, меня; возможно, других парней. Но я готов был поставить картофельную шелуху против пирожка с картошкой, что они перемывали косточки Насте — она одна не присоединилась к готовке. К тому же, по моим наблюдениям, вряд ли даже шестеро мужиков, взятых вместе, столь же вдохновляют женщин на сплетни, как одна-единственная дама. Я утащил со стола пирожок с грибами (вопли возмущения были мне наградой) и бросился в сторону бани. Париться тридцать первого декабря еще со времен старой «Иронии судьбы» стало традицией. Один из немногих приятных советских обычаев. А когда не надо ехать в дорогущие Сандуны и баня рядом — сам бог велел смыть с себя всю лажу и муть старого года… Впрочем, я начинаю забалтываться, а глаза уже слипаются, а я еще должен написать о многих событиях, происшедших вчера, 31 декабря…