Ревность волхвов - Страница 26

Беседовали супруги Родион и Стелла Сыромятские (кстати, глядя на их взаимную холодность, я временами готов был счесть, что брак их — просто фикция, прикрытие). Интересным разговор стал (сказала мне Леся), когда Родион ледяным тоном спросил у Стеллы:

— Почему мы приехали именно сюда?

— Но ты же сам просил меня, — делано возмутилась девушка, — устроить тебе частную, без всяких турагентств, поездку в Финляндию! И именно в Заполярье!

— Да, я просил, — сухо отвечал Сыромятский. — Но почему ты выбрала именно эту компанию?

Молодая супруга отвечала с вызовом:

— Выбрала и выбрала, тебе что, не нравится?

— Не нравится.

— Что именно?

— Не нравится то, что ты, как я погляжу, нашла именно этих людей совсем не случайно…

Стелла хихикнула:

— С чего ты взял?

— Я вижу.

— Тебе Вадим не нравится? Или мой интерес к нему?

— На ваши шашни мне плевать. Я о том, что за ними кроется.

— А что за ними кроется?

— Хватит дурака валять! Я повторяю свой вопрос: почему именно эта компания? Ну, говори!

— Голос у Сыромятского стал угрожающим, — продолжила Леся, — и он даже, кажется, сдавил Стелле плечо или руку, потому что она вскрикнула от боли, а потом, после паузы, проговорила со слезами:

— Просто кое к кому из них у меня есть кое-какие счеты…

— К кому? И какие? — воскликнул тут я, обращаясь к Лесе.

— Откуда ж мне знать! — отвечала моя спутница.

— Ты не поняла из разговора?

— Абсолютно нет, — покачала головой частная сыщица и продолжила свой рассказ.

Итак, Родион в ответ на Стеллино признание произнес угрожающе:

— Смотри!.. Доиграешься у меня!

— Не волнуйся, все пройдет спокойно, — отвечала Сыромятская заискивающим тоном.

— Но если ты наведешь сюда полицию, — с тихим гневом заявил ее муж, — да еще раньше времени!.. Я тебе голову отверну!..

— Тут они заметили меня и даже поняли, что я прислушиваюсь к их разговору, — проговорила Леся, — и потому резко оборвали его.

— Да, странная пара, — лениво промолвил я. Думать и обсуждать что-либо мне не хотелось. Здесь, у огня, в тепле, я угрелся и размяк. А на улице, меж тем, смеркалось, смеркалось — да и смерклось окончательно…

Когда мы с Лесей наконец пошли на выход, деловой финский подросток вышел из-за стойки и, смущаясь, протянул девушке рукавички, на которые она обратила свое внимание. Он пробормотал, что хочет сделать ей подарок, как десятитысячной посетительнице их фермы. Леся тоже смешалась, метнула удивленный взор на мальчика, потом строгий на меня, сперва спрятала руки за спиной, а потом все-таки взяла подарок. «Спасибо», — прошептала она по-русски, наклонилась и поцеловала пацана в щеку, чем окончательно ввергла его в огненный ступор.

Мы покинули избу, и Леся тихо проговорила мне:

— Не надо так больше делать…

— Что ты имеешь в виду? — я прикинулся шлангом.

— Ты знаешь, что.

Я пожал плечами. В душе я ликовал. «Что ж, если лихой наскок не удается, подтянем тылы и начнем длительный приступ. Но не мытьем, так катаньем, все равно ты будешь моей, девочка…»

На дворе совсем стемнело. Ферму скудно освещали несколько фонарей и новогодняя иллюминация. Мы нацепили лыжи. Настроение у меня, после чая с коньяком, сладких булок и варежек, ловко подаренных Лесе, было прекрасным. Я улыбнулся и проговорил:

— Вперед!.. Впереди двести миль по непроложенному пути, еды хватит всего дней на шесть, а для собак и совсем ничего нет.

— Откуда это? — спросила Леся.

— Что?

— Про двести миль непроложенного пути. Ведь это цитата?

— Да, цитата. Джек Лондон, «Белое безмолвие».

— Шутки шутками, — девушка зябко поежилась, — однако правда: как мы пойдем по лесу в темноте?

— Хочешь, вызовем такси?

Леся упрямо помотала головой:

— Нет, не хочу.

Сквозь серую пелену пробивалась почти полная луна. Она озаряла нас мертвенным неверным светом. Я указал на ночное светило лыжной палкой.

— Этого прожектора нам хватит. Плюс белизна снега. А кроме того, пойдем другим путем, не через лес, а вдоль горы. Километраж больше, но через два кэмэ начнется освещенная трасса. Не бойся, не заблудимся.

— Этого я боюсь здесь меньше всего, — улыбнулась девушка. — Поэтому веди меня, Сусанин. Тебе я доверяю.

Мы ступили на лыжню. Леся несколько раз оттолкнулась палками, а потом вдруг обернулась ко мне и спросила:

— А правда, странно, что сегодня первое января, Новый год?

— Да, верится с трудом. В России все сейчас у телевизоров, над вчерашними салатиками угасают.

И тогда девушка с чувством произнесла:

— Такого классного Нового года у меня еще никогда не было!..

…В базовый лагерь мы вернулись уже в кромешной темноте, когда часы показывали половину шестого, уставшие и голодные. Не знаю, как Леся, а я готов был съесть барана. Хорошо, после новогодней вечеринки осталось множество закусок и даже горячего.

Леся отправилась в свой домик переодеваться, а я навалил себе гору салатов, разогрел в микроволновке пирожки, взял баночку пива — и блаженствовал. Народ циркулировал — приходил, уходил, — однако я ни на кого не обращал внимания. Какие там люди, когда впервые за день можно отъесться! Три булки на ферме меня только раззадорили.

Краем глаза я видел, что явились с горы хмурые, заснеженные Иннокентий с Валентиной. Уселись по разные стороны дивана, ждали, когда согреются горнолыжные ботинки, чтобы их снять. Со мной даже не поздоровались. Из своей спальни вышла Настя, вынесла грязную тарелку и чашку. Видимо, Вадим принимал пищу в постели. Я мельком подумал, что сегодня я его еще ни разу не видел, только слышал голос. Из нашей с Саней комнаты выполз мой дружбан, вид имея весьма заспанный. Я к тому времени уже перешел к кофе и предложил налить чашечку и ему. «Давай, коль не шутишь!» — прорычал он сиплым со сна голосом. А когда мы покончили с десертом, я предложил Сашке покурить и прогуляться. Меня мучили два вопроса, которые я хотел задать другу немедленно.