— То есть с двух до четырех дня? — уточнила Женя, Лесе не удалось ее провести на такой мякине.
— Именно.
— Да я ведь все уже рассказала.
— А мне кажется, что вы не были до конца откровенны.
— Вас интересуют детали? — саркастически улыбнулась красавица Горелова.
— Да, если вам не трудно.
Женя разозлилась или просто сделала вид.
— Раз вас интересуют подробности, — голос ее звучал холодно, — задавайте конкретные вопросы.
— Вы позвонили своему мужу, когда он катался, около часа дня. Зачем?
— Звала его домой обедать.
— Именно обедать? Или по какой-то другой причине?
— Как вы догадались, Холмс! — высокомерно улыбнулась Женя. — Да, вы, Лесечка, правы. Я звала Петю не только пообедать, но и заняться со мной любовью. Поэтому он довольно быстро прилетел.
— Спасибо за откровенность.
— В котором часу он пришел?
— Что-то около половины второго.
— И?..
— Мы действительно пообедали. А потом в самом деле занялись сексом. — Женя послала в мою сторону мимолетную улыбку, как бы извиняясь передо мной, а дальше обратилась прямо к Лесе (по-моему, ей доставляло удовольствие выбивать девушку из колеи): — Мы с моим супругом хорошо провели время. Даже моя нога не могла нам помешать. Есть, знаете ли, такие позиции… Впрочем, не буду вас, деточка, развращать… Да, нам с ним было неплохо… Мы даже улетели с ним в обнимку, заснули на полчасика…
Если вы думаете, что откровенность Евгении охладила меня, вы заблуждаетесь. Наоборот, она только подогрела мою зарождающуюся страсть. Есть сорт женщин, в чьих устах истории собственных похождений звучат возбуждающе. А может, это я принадлежу к тому типу мужчин-извращенцев, которые от подобных рассказов заводятся?
За своими фантазиями я чуть не прослушал следующий вопрос Леси:
— Значит, второго января, с четырнадцати до шестнадцати часов Петр неотлучно находился вместе с вами?
— Да, — твердо проговорила она.
— Все время рядом с вами? — еще раз, настойчиво переспросила девушка.
— Да, — ответствовала Евгения, однако во второй раз голос ее дрогнул, прозвучал почему-то не столь уверенно.
— А что у Петра со здоровьем? — круто сменила тему разговора молодая следовательница.
— А что у него со здоровьем? — переспросила Женя.
— Сегодня он выглядел как-то довольно странно…
— А вы как хотели? — усмехнулась Горелова. — У Пети погиб друг. Самый близкий друг, несмотря ни на что. Партнер. Напарник. Конечно, мой муж переживает. Очень переживает. Тем более что Петя человек творческий, а значит — весьма ранимый и впечатлительный…
— И поэтому вы даете ему транквилизаторы?
В чем нельзя было отказать Лесе, так это в умении называть вещи своими именами и задавать неожиданные вопросы.
— Откуда вы знаете?.. Ах да, Настена… Что-то уж слишком она разболталась… Ну, да, он порой принимает таблетки — и что? Почему бы нет? Что в том плохого?
— Ровным счетом ничего, — улыбнулась молодая следовательница. Она, кажется, именно сейчас вдруг ощутила свое преимущество над Гореловой. Ведь в начале их разговора Женя здорово выбила у нее почву из-под ног и своим кокетством со мной, и весьма вольными речами. — Итак, у вашего мужа на время убийства имеется стопроцентное алиби, которое подтверждаете вы; а у вас — соответственно, алиби, которое, естественно, подтвердит ваш муж.
— И нога, — улыбнувшись, заметила Женя.
— Что — нога? — не поняла (или сделала вид, что не поняла) Леся.
— Я со своей ногой никак не смогла бы доковылять до домика Вадима. И вернуться обратно. Моя левая даже в тапку не лезет — не говоря уже о ботинках.
— А мы вас и не подозреваем, — любезно вклинился я.
— Вы меня этим очень тронули, — с ехидцей проговорила Горелова. А потом добавила, уже обращаясь к нам обоим, нормальным тоном: — Извините, ребята, я устала. И не принимайте близко к сердцу то, что я вам наговорила. У вас, я уверена, все будет хорошо.
— Я, думаю, Женя, это не ваше дело, — мягким голосом, но со стальными глазами ответствовала Леся.
— Конечно, не мое, — лукаво улыбнулась Женя. Глаза ее сверкнули в мою сторону.
…Мы с Лесей вышли на крыльцо. Полярная ночь уже вступила в свои права. Темнота, низкие облака, пробивающийся сквозь них свет луны.
Я чувствовал себя опустошенным после столь долгих, сложных разговоров. Да и у Леси черты лица заострились, легли под глазами синие тени. Вдруг она пробормотала:
— Чашка…
— Что? — не понял я.
— Когда я вернулась сюда в день убийства, я ведь Гореловых действительно разбудила… Или они только что встали… Оба были в халатах… И такие, знаешь… Довольные, раскрасневшиеся…
— Значит, действительно трахались! — бодро воскликнул я.
— Вы все об одном… Вот ты с этой Женей два сапога пара: чокнутые на сексе…
— А ты? — игриво вопросил я.
— Я к нему равнодушна, — отрезала Леся. — И говорю я не об этом… тьфу, чуть не сбил!.. Я о том, что в мойке в тот момент стояла чашка… Одна-единственная…
— Ну и что? — пожал я плечами.
— Здесь, в коттедже, как и в вашем, имеется посудомоечная машина, — начала рассуждать девушка. — Обычно всю посуду составляют сразу в нее. И после вчерашнего совместного обеда Гореловы убрали грязную посуду в машину. Или, может, они не обедали вовсе?.. А вот единственную чашку почему-то оставили в мойке.
— Подумаешь, — я опять дернул плечами. — Забыли. Или пили воду во время или после сексуальных экзерсисов.
Мне показалась, что Леся сегодня перетрудилась, потому и придает значение глупым, не имеющим отношения к делу мелочам. Девушка словно прочитала мои мысли: