Ревность волхвов - Страница 54

Не поднимая глаз, Горелов провозгласил:

— Я хочу помянуть моего близкого друга… Товарища, партнера… Человека, без которого всем нам так тяжело… Одним словом, за Вадика…

Петр махнул рюмку, но на место не сел. Он продолжил:

— И еще я хочу сказать, что я знаю, кто совершил убийство.

В столовой воцарилась гробовая тишина. Все устремили взоры на Горелова.

— Я не хотел говорить раньше времени, но обстоятельства вынуждают меня… Итак… Вернусь к событиям второго января, когда был убит Вадим… Как я рассказывал, после обеда мы с супругой улеглись вздремнуть. Однако мне не спалось. Чтобы не мешать жене, я встал, оделся, вышел на крыльцо. Решил прогуляться. Я отправился в сторону того коттеджа, где лежал Вадим. Я подумал, что было бы неплохо навестить его.

Я непроизвольно бросил взор на Саню. На его лице мешались удивление и негодование. Он выглядел, как игрок в покер, чье каре тузов перебивают флеш-роялем. А Горелов продолжал — ему молча внимали все, не сводя с него глаз.

— Время было около трех. Как раз в тот час, когда, как нам сказали, был убит Вадим. И тут я увидел — совершенно отчетливо! — как из коттеджа, где находился мой партнер, выходит… ОН!

Петя нацелил обвиняющий перст в Саню.

— Он, Сашка! — повторил Горелов.

Мой друг бешено вскочил. Опрокинулась и полетела на пол тарелка.

— Он все врет! — завопил Сашка. — Это он, он, а не я! Он выходил тогда из коттеджа!

Петя стоял, скрестив руки на груди, и ухмылялся.

— Сволочь! — взвыл Саня. — Убийца! — И бросился на Горелова.

Наземь полетели и разбились бокалы. Девушки ахнули. Кто-то завизжал. Однако добраться до Пети моему другу не удалось. Между ними находился длинный стол, между ними сидели Родион и бухгалтер. Оба вскочили, схватили Саню за руки и оттащили от стола. Он легко стряхнул со своей руки Иннокентия. Тот отлетел и ударился о косяк. Однако Родион умело завернул руку Сашки за спину и вытащил его на улицу.

Петя с торжествующим видом сел на свое место.

В окно я видел, как Родион отпустил свои железные объятия. Саня оттолкнул его и, не одевшись, в одном свитере, порысил в сторону нашего домика.

Валентина бросилась причитать над упавшим Иннокентием. Тот сидел на полу и морщился, держась за руку.

Стелла кинулась собирать с пола разбитые тарелки и бокалы.

Родион вернулся в столовую и застыл у двери в позе Чайльд Гарольда.

И тут я — впервые за весь день — поймал взгляд своей случайной возлюбленной Жени. На ее лице были написаны удивление и растерянность. А Петя, кажется, торжествовал.

…Больше сегодня ничего особо интересного не случилось.

За исключением того, что поздним вечером, когда я, накатавшись на борде, возвращался с горы домой, меня по дороге перехватила Леся. Глядя в сторону и покусывая от смущения губу, она попросила:

— Ты не мог бы дать мне свой ноутбук?

— Семь восемьдесят.

— Что?!

— Прокат ноутбука стоит семь евро восемьдесят центов.

Девушка не поняла шутки и, кажется, собралась полезть в кошелек за деньгами. Я рассмеялся:

— Да бери, бери! Какие деньги, ты с ума сошла? Только я дам тебе лэп-топ завтра с утра. Сегодня у меня есть на него виды.

Разумеется: я ведь должен был написать отчет о событиях дня.

— Хорошо, — кротко молвила она. — Спасибо тебе, Ваня.

Я не спросил ее, зачем ей ноутбук, а она не сказала.

Интересно, компьютер ей действительно понадобился? Или это шаг навстречу? Повод, чтобы возобновить дружбу?

Скорее всего, и то, и другое.

Когда я вернулся в свою комнату, Саня уже спал, отвернувшись лицом к стене. Мы с ним так и не поговорили.

5 января

День начался монотонно, а закончился ужасно.

Итак, сегодня нами вплотную занялась полиция. Начались допросы. Финские правоохранительные органы наконец-то добыли себе помощника — переводчика. Нашего соотечественника.

Двое официальных лиц явились к нам в домик, едва начало светать, то есть в начале одиннадцатого утра. Давешний финский полицейский комиссар (оказалось, что его звали — он дал мне, как и всем, свою визитную карточку — Мауно Кууттанен) — и молодой парень, примерно мой ровесник. От того за версту разило родимой отчизной. Причем он не был похож на отдыхающего. Открытое, простоватое славянское лицо. Неуловимый взгляд с хитрецой. Тонкие строгие губы. Совершенно неприметный вид. Час проглядишь на него в упор — а потом через пять минут не сможешь описать.

Он скинул пуховик — под ним скрывался тщательно отутюженный костюмчик, под ним — серая водолазка. На ногах — зеркально начищенные модельные ботинки.

— Меня зовут Кирилл Боков, — представился он, — я атташе российского посольства в Хельсинки, командирован сюда, чтобы оказать правовую и иную помощь финской полиции, ведущей расследование убийства российского гражданина Вадима Сухарова.

Довольно быстро мы, все одиннадцать, снова собрались во втором коттедже. Комиссар Кууттанен описал нам, как будет проходить процедура допроса.

Вопросы задает он, Боков переводит. Чтобы не тащить нас в участок, разговаривать будут, совмещая приятное с полезным (финн так и сказал — или Боков так перевел). Они втроем — полицейский, переводчик и свидетель — станут прогуливаться здесь, неподалеку от коттеджей, по дорожкам. Финский комиссар запишет ответы на диктофон — а позже расшифрует их и отпечатает протоколы (каковые мы, разумеется, впоследствии подпишем).

Мне беседовать выпало первым — как в школе первым меня любили вызывать к доске. Фамилия Алябьев обязывает. Я перед допросом ничуть не волновался — как не боится экзаменов абитуриент, тщательно натасканный репетитором. В данном случае учителем выступила для меня Леся. Среди вопросов, что интересовали Кууттанена, не нашлось ни единого, что уже не задавала наша доморощенная сыщица.